целительницей, чем вникать в тонкости её ремесла. Хотя кое-что полезное она, несомненно, запомнила.

Остальные воспитанницы в это время выполняли рутинные задания, чередуясь: та же готовка, уборка, стирка. До обеда шли активные занятия, а после него — пассивные: шитьё, вязание и тому подобное. В то же время им рассказывали об окружающем мире: растениях, животных, камнях, странах и народах. Всегда с практическим уклоном — что и как использовать, чего опасаться и всё в таком духе.

Учителями выступали те, кто больше всего знал о том или ином предмете по своему роду деятельности, но по общим вопросам чаще всего их просвещала Энилея. Похоже, эта наставница была самой образованной в Орде. Кажется, она попала сюда уже взрослой, влюбившись одного из нартов, который вскоре погиб, а она осталась, потому что дома её бы не приняли после побега.

Энилея с подачи Аины нашла в «библиотеке» больше полезных книг для расширения знаний девочек. Например по истории, хоть это и не несло никакой очевидной практической пользы, но наставница считала, что полезно «расширять кругозор». Под её лекции за осень девочки научились делать нити из поскони и пряжу из пушистых овец. Ткали умелицы постарше, а вот тёплые шапки, варежки и носки они связали себе сами.

Прошла зима, за ней весенняя распутица, и Своры снова пустились в летний путь. Аина, как и другие дети, осталась с «костяком» Орды, состоявшим из старейшин, беременных женщин, детей, некоторых представителей мирных ремёсел и относительно небольшого количества воинов, которые либо ушли на покой, либо по какой-то причине пропускали сезон. Своры отбыли на восток, север и запад, а костяк неспешно потянулся на юг, на более высокогорные луга.

Альвейд ушла вместе со Сворой, поручив Аину своей старой наставнице, пожилой женщине с плоским жёлтым лицом и очень узкими глазами, бывшей Ходячей Смертью, а ныне Мудрой Гаргузской Своры по имени Ху. Та передвигалась очень неплохо для старушки, но скакать, как молодая, конечно, не могла. Зато она научила девочку лучше распределять вес, отдавая часть нагрузки на опорный предмет, и когда детей отправляли на склоны что-нибудь собирать, той стало намного легче двигаться и забираться в такие места, куда другие не рисковали.

Иногда на Аину находила непонятная тоска и хотелось плакать по чему-то безвозвратно утерянному, хотя она не знала, по чему именно. Тогда Таша тихонько её обнимала и шептала: «Поплачь, полегчает». Если же в такой момент внимания требовала Морена, внутри почему-то закипала пока безадресная злость. Очень хотелось кого-нибудь прибить. Такие мысли пугали девочку, и она старалась сбежать ото всех под предлогом того, что ей надо тренироваться. Уходила куда-нибудь на склоны, повторяя странные упражнения на координацию, которые давала ей Ху, стараясь добиться плавности, пока в голове не оставалось ни одной мысли, а в груди никаких чувств.

Время от времени Аине снились пронзительные мужские синие глаза, которые за ней наблюдали, но они не вызывали страха, скорее чувство защищённости. Девочке нравилось думать, что это её отец присматривает за ней с того света. И она рассказывала ему обо всём, что с ней происходило, что её волновало и радовало. После таких снов в душе всегда воцарялся мир.

В общем, жизнь шла своим чередом, до поры до времени.

Глава 9

Клед: Два Ворона

К вечеру дня принятия в монастырь, когда Клед прошёл все процедуры: принёс присягу ученика, продиктовал в канцелярии свои данные, поел, сдал одежду, был вымыт, обмерян, и осмотрен врачом, у него начался жар. Так что следующие три дня он, как в тумане, провалялся в лазарете — небольшом домике на четыре койки, на тот момент пустовавшем. Его снова поили «солнышком», кутали в одеяла и окуривали пахучими травами. Поили бульоном и кормили какой-то белой крупнозернистой кашей.

На четвёртое утро он проснулся, чувствуя себя почти здоровым, и, облачившись в свежую простую одежду, лежавшую на стуле у кровати, вылез на свежий воздух. Осмотрелся: было ещё рано, солнце только взошло, и в маленьком дворике с небольшим кудрявым деревом никого не было видно. Мальчик глубоко вздохнул, наслаждаясь вернувшейся полнотой ощущений и потянулся. Надо было найти кого-то из старших, чтобы его, наконец, ввели в строй послушников, не то ещё передумают брать, решив, что он хилый. Но прямо сейчас хотелось ещё пару минут насладиться этим крошечным закоулком природы, заново оживая после всего перенесённого.

Щурясь на солнце, Клед не заметил, откуда взялись окружившие его внезапно мальчишки. Трое ребят со странными стрижками, как будто кто-то отхватывал им волосы неровными клочьями, смотрели недобро. Вперёд выступил самый крупный рыжеватый мальчишка с ореховыми глазами и носом редькой, чьи волосы выглядели поцелее; двое других обошли Кледа с флангов.

— Так-так, что это тут у нас за волосатик-переросток? — сказал вожак, точно таким же тоном, как тот беспризорник на рынке.

Клед инстинктивно отступил назад, к дверям, из которых вышел, но вдруг вспомнил напутствие дяди именно для таких случаев: «Ни пяди не уступай! Дашь слабину хоть раз — и конца издевательствам не будет. Поверь, это хуже, чем если тебя просто побьют, а больше они ничего не смогут сделать».

Мальчик хотел шагнуть вперёд, но потом понял, что это стратегически невыгодно: закрытая дверь не давала подпевалам зайти сзади. Тогда он выпятил грудь навстречу задире:

— От такого же слышу. Кажется, вы старше меня, и с причёсками у вас что-то не в порядке.

— Что, завидно? — не оробел вожак. — Так мы сейчас и тебе подправим! — Он достал обломок ножа. — Держи его, ребзя!

Подпевалы кинулись с боков, попытались ухватить Кледа за руки. Он вывернулся, но понимал, что второй раз может не выйти, бежать некуда, да и нельзя. И хотя тут грозило кое-что посерьёзней побоев, мальчик вдруг понял, что ему надоели попытки всех и вся в этом городе его принизить. Он мысленно призвал Меч и бесстрашно ринулся на вожака, толкнул его в грудь со всей силы обеими руками, стараясь не угодить на нож. Пацан упал, приспешники накинулись со спины и повалили Кледа на землю следом, заломив ему руки.

— А ну смирна! — раздался вдруг взрослый командный голос.

Клед, ощутив, что его отпустили, поднялся. Это был врач — пожилой слегла заплывший жирком человек, совсем не производивший впечатления воина.

— Так, я смотрю, наш пациент поправился, — он подошёл к мальчику, заглянул ему в рот и в нос, удовлетворённо кивнул. — А ну все четверо, шагом марш к Тесаку в кабинет!

Нападавшие, как один, развернулись и, шагая в ногу, потянулись в проход